Красный вереск [За други своя!] - Олег Верещагин

Мальчишка потянулся, завывая во весь голос и растопырив пальцы. Потом вновь перевернулся на живот и, улегшись поближе к краю, стал смотреть вниз.

Кажется, он опять уснул, потому что обнаружилось, что рядом сидит, скрестив ноги, Йерикка. Он читал, положив на загорелые коленки растрепанную книжку с лохматыми желтыми страницами.

— Что читаешь? — спросил Олег, сглотнув неприятный привкус от сна на солнцепеке. Йерикка поднял взгляд от листов:

— Библию.

— Че-го?! — Олег, смотревший из-за плеча, повернулся на бок и замер, приподнявшись на локте и таращась, как на чудо. — Библию-у?!

— Ее самую-у, — подтвердил Йерикка. — А че-го?!

— И охота? — поинтересовался Олег, не обратив внимания на поддразнивание,  — Это же чушь.

— Уверен? — Иерикка перевернул несколько страниц и прочел нараспев: — "Что пользы, братия моя, если кто говорит, что имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, А кто-нибудь из вас скажет им: "Идите с миром, грейтесь и питайтесь", но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе…" Соборное послание святого апостола Иакова, глава 2,14–17. Что теперь скажешь?

— Да ну… — махнул рукой Олег. — То же самое можно было оказать проще, красивее и короче.

— Например? — с интересом спросил Йерикка, не закрывая книжку.

— Например?.. — и Олег выпалил: — Кто бездействует — того нет!

Разница между замысловатой образностью восточной мудрости и чеканным, коротким афоризмом была до такой степени разительна, что Йерикка изумленно хлопнул глазами. Потом протянул:

— А-а… Пословица народа моей матери? С тобой становится опасно спорить.

— Бездарная книжонка, — упрямо сказал Олег. — Писали ее явно в разное время люди, свихнувшиеся на религиозном фанатизме. Я её, между прочим, еще на Земле читал. А тут читал "Слово Однорукого"- вот это вещь!

Васу тусимтонсДинамас хантиМэну, кам сатэмКарс курвис сам йугам,

— с удовольствием процитировал Йерикка и перевел прозой: — Лучше в любой момент умереть человеком, чем вечно жить скотом… А ты знаешь, что данваны объявили эту книгу "запрещенной к распространению в цивилизованном обществе из-за натуралистичной жестокости"?

Олег сделал неприличный жест средним пальцем правой руки — Йерикка понял и засмеялся. Потом добавил:

— А Библию почитать все-таки полезно.

— Да читай-читай, я не мешаю.

— Можно?

— Можно, — разрешил Олег.

— Спасибо, — Йерикка стукнулся лбом в камень. Когда поднял голову — то оказалось, что он улыбается. Встав одним гибким движением, он подошел к краю и уселся, спустив ноги с обрыва — Олег дернул плечами:

— Смотреть на тебя страшно…

— Я часто думаю, что тут было до нас, — вдруг сказал Йерикка, не поворачиваясь.

— Ты о чём? — Олег лёг на живот, подперев голову руками и покачивая ногами в воздухе.

— О тех ребятах, которые были ТОГДА, давно и совсем давно. Понимаешь?

— Ага, — Олег в самом деле понял. — А что ты думаешь?

— Ну-у… Вот например — они тут отдыхали?

— А что? — Олег пожал плечами. — Местечко классное, почему нет? Снимали доспехи — и в воду. А потом загорали на пляже. Или здесь, — он хлопнул по камню, — на скале.

— И верили в то, что победят… — задумчиво дополнил Йерикка. — Как верим и мы, так?

— Наверное, — согласился Олег.

Йерикка повернулся, чуть нагнувшись назад:

— А если бы, Вольг, — тихо сказал он, — им показали бы, что вся их борьба — проигранное дело? Если бы им показали поля у Черных Ручьев и сказали: "Вот ваша победа!"?

— Они не поверили бы, — решительно ответил Олег.

— Ну… а если бы их убедить? Что они сделали бы? Может, просто разбежались кто куда? Все равно ведь нечего защищать… Как ты думаешь?

— Мой дед был в сто раз отважней меня, — ответил Олег. — А я не сбежал бы, даже узнай точно, что мы проиграем нашу войну. Просто потому, что не хочу… — Олег задумался и с легким удивлением продолжал: — Знаешь, я не хочу, чтобы эти гады хвастались, что взяли нас голыми руками. Там, на Земле, нас, русских, сплошь и рядом вот так берут на голубом глазу, на одной наглости. А тут — не хочу.

— Да, — согласился Йерикка, — настоящее поражение — это не гибель, а сдача. Я сейчас подумал — сколько было тех, кто сражался до последнего, даже когда ясно было, что все проиграно!

— И они всегда побеждали, — дополнил Олег, — даже когда погибали…

— Смотри-ка! — Йерикка вдруг отложил Библию и поднялся в рост, приложив обе ладони к бровям, — Гоймир вернулся!

— Где? — Олег тоже вскочил. Гоймир вчера ещё ушел на встречу с Квитко. — Э, а он не один. Кто это с ним?

— По-моему, Бойко, — неуверенно откликнулся Йерикка. — Ржут чего-то…

— Пошли, посмотрим? — предложил Олег, натягивая порядком обветшавшие от стирок трусы. Йерикка сделал то же, и они быстро сбежали по крутизне прямо навстречу неспешно идущим к лагерю Гоймиру и Бойко, который немедленно загорланил:

— Йой, а добро живете! Лежи лежмя на солнышке…

— Вы что, хуже? — спросил Йерикка, обнявшись с ним. Гоймир почему-то заржал так, что Олег с испугом посмотрел на него. Тот ржать не перестал. Он задыхался и охал, потом попятился и сел на камень, продолжая икать и квакать.

— Описаешься, дружище. — Йерикка погладил Гоймира по голове. Тот завизжал. Тогда рыжий горец поглядел на Олега и торжественно-грустно сказал: — Ясно. Тяжкое бремя ответственности сломало его психику. Такова наша высокая дорога, великий долг солдата перед…

— Хватит, — поморщился Олег.

— Понял, — согласился Йерикка. — Бойко, мы ждем объяснений. Что вы сотворили с нашим князем, изверги? Мы вам его нормальным давали.

— Квитко женился, — неожиданно совершенно четко ответил Гоймир.

И снова захохотал.

— Прекрати, наконец, — предостерег Йерикка, — ребята в лагере подумают, что это орет коллективная Желя!

— Скорей сирин кричит, — со знанием дела поправил Бойко.

— Ты, сирин, — угрожающе сказал Олег, — колись, родной. Кто женился? Квитко? А на ком, на волчице, или на Дуньке Кулаковой{6}? Или… э… на ком-нибудь из, так сказать, вас? Мать моя в кедах, неужели правда?! Ну интим! А целовались без трусов?! А как это — когда в попку?! Ну скажи, скажи, я прям горю от нетерпения… протии-и-и-и-ивны-ы-ый… — он потянулся к шарахнувшемуся в испуге Бойко губами "трубочкой".

— Не… на… до… — стонал Гоймир, — од… но… дыхнуть… не… мо… гу…

— Полить его водичкой, что ли? — Йерикка тряхнул Гоймира. — Йой-йой, очнись, а?

— Добро. Лады. — Гоймир перестал хохотать и сел, сложив руки на коленях. Потом вскочил: — Одно часом пойду, упрежу наших. А ты-то скажи им, скажи! — бросил он Бойко уже через плечо.

Йерикка и Олег, как по команде, повернулись к тому…

…Оказалось, что Квитко со своими развернулся вовсю возле веси Панково, рядом с которой квартировал. В Панково разместили склады горючего, при этом без церемоний потеснив саму весь — махом снесли полдюжины домов и повесили на всякий случай семью, решившую не выселяться. Склады охраняли хангары, на небольшую площадку за околицей базировались три вельбота.

Ночью Квитко явился в Панково прямо к войту и имел с ним длительную, солидную беседу. Результатом беседы стало то, что рано утром через день в Панково влетели пять убранных лентами и колокольчиками троек. Молчаливый и важный жених сидел в первой, закинув ноги кожаной полостью — местных штанов найти не удалось на всех, а лесовик в перетянутых ремнями горских кутах и свободных горских же штанах выглядел по меньшей мере странно. Из дома войт под руки, с причитаниями и иконами, вывели его среднюю, и весь свадебный поезд помчался вроде как в Каменный Увал, где располагалась лучшая на всю Древесную Крепость церковь. Сам войт, уже полупьяный, в сопровождении родни тоже не первой тверезости поперся в гарнизон — упрашивать тамошних почтить свадьбу присутствием и построением гарнизона в почетный караул. Хангарами командовал данванский офицер, которому стукнуло в голову посмотреть обряд и заодно сплотиться с местными, чтобы загладить впечатление от репрессий. Он согласился почти сразу и с хангарскими старшими явился в дом, где гуляли вовсю.

Через три часа появились тройки. В двух из них экипажи едва не выпадали наружу, потому что в кузовах, высунув задрапированные лентами стволы в пропилы задних бортов, стояли «утес» и АГС, заряженный картечными гранатами. Квитко с «невестой», успевший переодеть штаны, а с ними четверо парней прошествовали в дом, тройки развернулись… и парадный конный строй хангаров почти весь полег под разрывными пулями и картечью, а на аэродром и склады полетели фугасы «шмелей». Квитко, войдя в дом с невестой под ручку, с ходу врезал из автоматического «маузера» по дорогим гостям, и они влипли физиономиями в миски с квашеной капустой.